Наблюдения
над реакцией российского общества на события начала 2014 года наводят меня на мысль
о том, что явления, имеющие место быть в жизни нашего государства (независимо
от их чисто политической стороны, которую сейчас – с близорукой и потому
неизбежно необъективной позиции современника – можно оценивать по-разному),
способствуют началу духовного движения, охватывающего российское общество. По
аналогии с европейскими Возрождением и Просвещением это движение можно назвать
Пробуждением. Действительно, к нашей национальной культуре можно отнести
библейские слова: «Она не умерла, но спит». Россия постоянно находится в
состоянии спящего Ильи Муромца, который пробуждается только в важнейшие
мгновения своего бытия. И сейчас происходит это редкое Событие – богатырь
начинает просыпаться.
Но
проснется ли он?
И
что ждет его, когда он проснется?
Запад,
пытаясь противодействовать России на политической арене, тем самым только способствует
нашему Пробуждению, будит нас – пинками. Политический исход украинского кризиса,
например, в любом случае может поспособствовать национальному пробуждению:
аналогичные процессы наблюдались в российском обществе и после выигранной
Отечественной войны 1812 года, и после проигранной Крымской войны. Первая дала
нам Пушкина, вторая – Толстого и связанные с ними плеяды великих писателей.
Что
позволяет мне говорить о «перемене ветра народного»? Прежде всего – намечающееся
в культуре очередное движение маятника от декаданса, поэтики распада
(зародившейся в перестроечные годы) к ампиру – поэтике величия. Слова «распад»
и «величие» в данном контексте не несут позитивной или негативной оценки, а
просто обозначают совокупность основных смысловых и формальных веяний,
отображенных в поэзии. Обе поэтики – в свои времена – являются целесообразными
и полезными, в обоих направлениях работают талантливые авторы, и смена одной
поэтики на другую так же естественна для культуры, как смена дня и ночи.
Какой
же будет новая поэтика? Думается, что для ее созидания следует сделать ряд
шагов, которые – в приблизительных очертаниях – я попытаюсь наметить ниже.
Во-первых,
надо вернуть поэзии ясность и четкость мысли, трезвость мировоззрения.
(Мировоззрение, не замечающее в жизни ничего, кроме «отчаяния, неврастении и
страха смерти», не может быть трезвым, ибо отчаяние опьяняет и парализует разум
еще сильнее, чем эйфория. Трезвомыслящий человек, видя трудности, не сдается,
не паникует, – это как раз свойственно опьяненным умам, – а трезво оценивает
ситуацию, намечает план действий по преодолению трудностей и принимается за
работу, понимая, что в моральном плане не сдаться уже значит победить). Чтобы
сделать это, следует работать в области наиболее лаконичной и философичной
формы поэзии – верлибра, «голого стиха». Именно к нему все более тяготеет
время.
Но
верлибр сам по себе есть только необходимая ступень в развитии поэзии. Это
только «скелет» литературы, который следует одеть «плотью живою». Для этого
надо произвести работу по возрождению пушкинских традиций силлабо-тонического
рифмованного стиха, вернее, по пробуждению этих традиций в литературе.
Рифмованная силлабо-тоническая форма речи выражает идею размеренности,
согласованности, прочности бытия, а без веры в прочность бытия невозможно
никакое настоящее культурное и жизненное созидание. При этом чрезмерная
техническая изощренность рифмовки и ритмики, присущая многим замечательным
произведениям современной поэзии, к сожалению, скорее всего, будет отброшена,
как интеллектуально усложняющая дорогу от сердца автора к сердцу читателя. Эта
дорога должна быть освобождена от излишних скептицизма и иронии, которые, как
камешки, присутствуя на дороге в небольшом количестве, нужны, чтобы создавать
сопротивление, необходимое для движения вперед, а в излишнем – делают это
движение невозможным, становятся помехой и преградой для него. Явление
возрождения традиционной русской рифмы и силлабо-тоники в области формы и
возврата к чистому непосредственному лиризму в области содержания облекут
«скелет мысли», созданный верлибром, в «живую плоть эмоций», – и нам будет
возвращен новый Адам поэзии, первочеловек, которому суждено будет дать имена
всем вещам и возделать сад мироздания.
Вернув
поэзии Человека, литераторы должны помочь ему найти свое Место и свое Дело в
окружающем мире. Следовательно, предстоит работа в области создания эпического
повествования, соразмерного времени. Скорее всего, ему будет свойственна форма
не большой эпопеи, сопоставимой с «Войной и миром» или «Тихим Доном», а
повести, такой, как «Капитанская дочка» или «Пиковая дама». Вообще тяготение к
пушкинской форме и пушкинскому содержанию в России свойственно эпохам
первоначального созидания и культурного самоосознания.
Эти
три шага дадут толчок новому культурному созидательному движению, в котором и
предстоит двигаться следующему поколению литераторов. Какие труды оно создаст,
какие плоды принесет, мы еще увидим. Сейчас же долг наш заключается в том, чтобы,
подобно Прометею, ударяя камнем слова о камень мира, высекать первые искры
будущего рассвета.
|